Перстень-талисман Пушкина
Хлопотами своих высокопоставленных друзей в Петербурге летом 1823 г. Пушкин был переведен в Одессу и, числясь при министерстве иностранных дел, был прикомандирован при новороссийском генерал-губернаторе М.С.Воронцове.
Тропинин. Портрет Пушкина, 1827 г.
Тельчер. Воронцова, 1830 г.
Большой город, светское общество, опера и морские купания – всё привлекало поэта. Он ожил после затхлого и сельского Кишинёва. О переменах в своей жизни Пушкин писал брату 25 августа 1823 г. из Одессы:
...я насилу уломал Инзова, чтоб он отпустил меня в Одессу – я оставил мою Молдавию и явился в Европу. Ресторация и итальянская опера напомнили мне старину, и ей-богу, обновили мне душу.
Но петербургские друзья Пушкина не очень обольщались. А.И.Тургенев 15 июня 1823 г. писал П.А.Вяземскому:
Меценат, климат, море, исторические воспоминания – всё есть; за талантом дело не станет, лишь бы не захлебнулся. Впрочем, я одного боюсь; тебя послали в Варшаву, откуда тебя выслали; Батюшкова – в Италию – с ума сошел; что-то будет с Пушкиным?
Тургенев не зря беспокоился – он был хорошо знаком с М.С.Воронцовым.
Герой войны 1812 г., участник зарубежных походов Воронцов, получивший блестящее образование в Англии, быстро продвинулся по служебной лестнице. Князь П.В.Долгоруков, язвительнейший описатель русского общества XIX в., так охарактеризовал Воронцова:
Воронцов был человек замечательного ума; одаренный замечательными способностями, и военными и административными, но он был в высшей степени самолюбив и властолюбив, он требовал, чтобы все его окружающие поклонялись ему и исполняли беспрекословно волю его; правда, это всемогущество смягчаемо было отменной вежливостью, изяществом форм, любезностью в обхождении..., но всё-таки, чтобы ладить с Воронцовым, необходимо было ему постоянно угождать, поклоняться, никогда не противоречить, а ещё менее противодействовать, потому что не было человека более злопамятного и мстительного.
Конфликт между Воронцовым и молодым, независимым, романтически настроенным поэтом был неизбежен. А тут ещё роман между женой Воронцова Елизаветой Ксаверьевной и Пушкиным. Роман, по-видимому, скоротечный, но жаркий и страстный. Понятно, что роман с женой начальника ничем хорошим для подчиненного кончиться не может.
Все знавшие графиню Воронцову описывают её как женщину исключительной прелести и очаровательного благородного изящества. Ф.Ф.Вигель, одесский знакомец Пушкина, так рассказывает о Воронцовой, которой к этому времени шёл 32-й год:
С врожденным польским легкомыслием и кокетством желала она нравиться, и никто лучше её в том не успевал. Молода она была душой, молода и наружностью. Быстрый , нежный взгляд ее небольших глаз пронзал насквозь; улыбка ее уст, которой подобной я не видел, так и призывала поцелуи.
Вигель писал о «польском легкомыслии и кокетстве», потому что Воронцова была урождённая графиня Браницкая и происходила из семьи богатейших польских магнатов.
Роман Пушкина и графини Воронцовой закончился быстро и безнадежно. По указанию императора Александра I, подготовленному по просьбе Воронцова, Пушкин был исключен из службы и отправлен в ссылку в село Михайловское. 1 августа 1824 г. Пушкин в отчаянии от обрушившейся и нежданной кары покинул Одессу, где прожил год.
Воронцова при расставании с Пушкиным подарила ему золотой перстень-печатку с какими-то каббалистическими знаками (это сейчас мы знаем, что на перстне нанесена надпись на иврите). Перстень и считал Пушкин своим талисманом, а может, Воронцова сказала о необычных свойствах перстня при прощании.
И вот с перстнем на руке и с горечью в душе Пушкин двинулся из солнечной Одессы на север.
Недолго вместе мы бродили
По берегам эвксинских* вод.
Судьбы нас снова разлучили
И нам назначили поход.
Онегин очень охлаждённый
И тем, что видел, насыщённый,
Пустился к невским берегам.
А я от милых южных дам,
От жирных устриц черноморских,
От оперы, от темных лож
И, слава богу, от вельмож
Уехал в тень лесов тригорских,
В далёкий северный уезд;
И был печален мой приезд.
- Греки называли Чёрное море Эвксинским – Гостеприимным.
Как же попал странный перстень к графине? Одесса в начале XIX в. всё больше превращалась в торговые ворота на юге России, через одесский порт шла оживлённая торговля с Балканами, Турцией, Средиземноморскими странами и Ближним Востоком. Наступивший торговый бум не преминул описать Пушкин в «Путешествии Евгения Онегина»:
Я жил тогда в Одессе пыльной...
Там долго ясны небеса,
Там хлопотливо торг обильный
Свои подъемлет паруса;
Там все Европой дышит, веет,
Всё блещет югом и пестреет
Разнообразностью живой.
Язык Италии златой
Звучит на улице весёлой,
Где ходит гордый славянин,
Француз, испанец, армянин,
И грек, и молдаван тяжёлый,
И сын египетской земли
Корсар в отставке, Морали.
...............................................
Глядишь – и площадь запестрела.
Все оживилось; здесь и там
Бегут за делом и без дела,
Однако больше по делам.
Дитя расчета и отваги,
Идет купец взглянуть на флаги,
Проведать, шлют ли небеса
Ему знакомы паруса.
Какие новые товары
Вступили нынче в карантин?
Пришли ли бочки жданных вин?
И что чума? и где пожары?
И нет ли голода, войны
Или подобной новизны?
Среди этих «детей расчёта и отваги» было много и еврейских купцов. На заре основания Одессы в ней появилась довольно большая еврейская община. В 1795 г. среди 1350 жителей бывшей турецкой крепости Хаджи-Бей, которая теперь называлась Одессой, было 246 евреев. Еврейская жизнь в Одессе била ключом уже в первые десятилетия XIX в. Вот как описывает её современник:
Разные ремесла и промыслы процветают также у евреев в Одессе. Всякий порядочный ремесленник ведёт здесь счастливую и беззаботную жизнь... Умилительную картину представляют эти подёнщики, обыкновенно люди пожилые, когда они тяжкий труд свой услаждают стихами из Святого Писания и изречениями из Талмуда... Другие, не менее первых честные и трудолюбивые, занимаются в каменоломнях вокруг города, и нет ни одного публичного здания, ни одной церкви, для которой евреи не доставляли бы камни...
Но умиление постепенно исчезало, когда евреи со временем вышли из каменоломен, а грамотные и энергичные еврейские купцы отвоёвывали ведущее положение в торговле с зарубежными странами. Одесские евреи с успехом занимались торговлей хлебом, потеснив греков в этом важном для России виде экспорта. Зависть и конкуренция порождают ненависть, и в 1821 г. в Одессе произошёл первый в России еврейский погром.
С введением в 1815 г. режима порто-франко Одесса становится первой свободной экономической зоной России. Торговый бум охватил город. Очевидно, с расширением торговли и связано появление в Одессе беспошлинных восточных товаров, пряностей, кофе, чая и драгоценностей. Среди этих драгоценностей и попал в Одессу золотой перстень с сердоликовым камнем-печаткой, испещрённый какими-то непонятными знаками. Перстень приобрела Воронцова, заказала к нему парную копию, оставшуюся у неё. И перстень при расставании, перед отъездом Пушкина в псковскую ссылку, подарила поэту.
Сердолик – одна из разновидностей халцедона. Цвет камня может быть розовым, светло-оранжевым, морковно-красным или темно-красным до лилового. Глубокая просвечиваемость и неравномерность окраски придают ему особую прелесть.
В трактате, написанном критским епископом Епифанием в IV в. нашей эры «О двенадцати камнях на ризе первосвященника Аарона» сообщается, что «камень потому назван сардионом, что вид его красен, подобно мясу сушеной рыбы сардины. Этот камень весьма блестящ и имеет лечебную силу: врачи им лечат опухоли и раны, полученные от меча». В части Торы «Шмот», которая названа в русской Библии – «Исход», в недельном чтении «Тецаве» Всевышний сообщает Моше, какими он желает видеть священнические одежды и другие принадлежности, используемые при богослужении. Среди других указаний украшению одежды первосвященника уделяется серьёзное внимание:
И сделай нагрудник искусной работы... И вставь в него камни в оправах, четыре ряда; ряд из рубина, топаза и изумруда – один ряд. А ряд второй: карбункул, сапфир и алмаз. И третий ряд: опал, агат и аметист. И четвёртый ряд: хризолит, оникс и яшма; в золотых оправах они должны быть. И камней этих должно быть по именам сынов Израиля, двенадцать по именам их, и на каждом будет вырезано, как на печати, – имя, для двенадцати колен (Шмот, 28:17-21).
Когда в Торе подробно описываются священные одежды и их связь с Храмом, то это делается для того, чтобы показать, что в служении нет малозначащих или второстепенных деталей. Так что присутствие сердолика на ризе первосвященника имело важное значение. Не простой камень. Епископ Епифаний называет камень «сардионом». Название рыбы сардины (итальянское – сарделла, греческое – сардена) связано с островом Сардиния. Позднее, в средневековье, этот камень именовали карнеолом (от латинского «карнелиус» – мясной), то есть имеющий цвет мяса. Из сердолика ещё в древности делали геммы – резные камни: с выпуклым рисунком – камеи, с углубленным – интальо (печатки). Такие печатки делались не для краски, а для получения оттиска на сургуче или воске, который помещался в конце документа или которым запечатывали письма.
Амулеты из сердолика в виде сердца дарили влюблённые молодые люди своим подругам ещё в древних Греции и Риме. Недаром Пушкин считал, что перстень имеет магическую силу, к тому же на нём написаны какие-то молитвы или заклинания:
Слова святые начертила
На нём безвестная рука.
Возможно, что к ювелирам Одессы перстень-печатка попал из еврейских общин Ближнего Востока. Вполне вероятно, что Пушкин владел очень старинным перстнем. Сохранились отпечатки, выполненные такими перстнями-печатками с еврейскими текстами, которые относятся к VIII-VII в.в. до н.э.
Потрясенный неожиданной ссылкой, необходимостью жить в глуши Псковской губернии после блестящей и европейской Одессы, Пушкин весь отдался работе. Одновременно поэт работал над несколькими произведениями. Исследователи творчества Пушкина насчитывают до десятка стихотворений, созданных в Михайловском в первые полгода, которые относятся к Е.К.Воронцовой. Осенью 1824 г. Пушкин создает трагическое, полное надежды на спасение стихотворение:
Храни меня, мой талисман,
Храни меня во дни гоненья,
Во дни раскаянья, волненья:
Ты в день печали был мне дан.
Когда поднимет океан
Вокруг меня валы ревучи,
Когда грозою грянут тучи –
Храни меня, мой талисман.
В уединенье чуждых стран,
На лоне скучного покоя,
В тревоге пламенного боя
Храни меня, мой талисман.
И если другие произведения, относимые исследователями к Е.К.Воронцовой, были со временем опубликованы Пушкиным, то «Храни меня, мой талисман...» при жизни поэта не публиковался.
Письма от Воронцовой вначале часто приходили в Михайловское. Сестра поэта, Ольга Сергеевна, рассказывала, что когда в Михайловское приходили письма, запечатанные сургучом с отпечатком, изукрашенным точно такими каббалистическими знаками, какие были на перстне брата, то он запирался в комнате, никуда не выходил и никого не принимал. По количеству произведений Пушкина, относящихся к Воронцовой, по интенсивности переписки между ними (к сожалению, эта переписка не сохранилась ) можно сделать вывод, что чувства были сильные. Но время берёт свое, и письма приходили все реже. Пушкин забрасывал своих сослуживцев и знакомых в Одессе письмами с требованием одесских новостей и жалобами, что ему из Одессы никто не пишет.
После новой встречи с Е.К.Воронцовой в Санкт-Петербурге в 1827 г. Пушкин снова вернулся в своём творчестве к одесским событиям и написал стихотворение «Талисман». Это обычная романтическая картина расставания влюбленных, нет прошлого трагизма, нет прошлой боли.
Там, где море вечно плещет
На пустынные скалы,
Где луна темнее блещет
В сладкий час вечерней мглы,
Где, в гаремах наслаждаясь,
Дни проводит мусульман,
Там волшебница, ласкаясь,
Мне вручила талисман.
И ласкаясь, говорила:
«Сохрани мой талисман:
В нем таинственная сила!
Он тебе любовью дан.
От недуга, от могилы,
В бурю, в грозный ураган,
Головы твоей, мой милый,
Не спасет мой талисман.
..........................................
Но когда коварны очи
Очаруют вдруг тебя,
Иль уста во мраке ночи
Поцелуют не любя –
Милый друг! от преступленья,
От сердечных новых ран,
От измены, от забвенья,
Сохранит мой талисман!»
Очевидно, ушло что-то важное, личное, и опубликовал поэт «Талисман» тотчас же в альманахе «Альбом северных муз» на 1828 г.
Пушкин очень дорожил перстнем и почти никогда с ним не расставался, был он с ним и в день трагической дуэли. В первой полной биографии поэта П.В.Анненков писал:
«Пушкин по известной склонности к суеверию, соединял даже талант свой с участью перстня, испещрённого какими-то каббалистическими знаками и бережно хранимого им».
На картине художника В.А.Тропинина, выполненной в 1827 г., Пушкин изображен с сердоликовым перстнем-печаткой на большом пальце правой руки. Однако ракурс, в котором изображена рука поэта, не позволяет полностью рассмотреть перстень; видно только, что камень темно-красного, скорее даже лилового цвета.
На первом посмертном портрете Пушкина, выполненном шведским художником Карлом Мазером (Karl Pieter Mazur) в 1839 г. по заказу и при активном содействии друга Пушкина П.В.Нащокина, который следил за соответствием бытовых деталей, перстень-талисман нарисован на большом пальце левой руки. Всё это говорит о том, что Пушкин носил его по-разному, то на одной, то на другой руке.
Существует рисунок Пушкина с изображением перстня, где перстень надет на указательный палец левой руки, но, по-видимому, Пушкин поместил его так для удобства рисования.
Знал ли Пушкин, что написано на перстне-печатке? Сначала, конечно, не знал, но потом выяснил, что на перстне нанесена надпись на еврейском языке. Из всех знакомых Пушкина, с которыми он общался после ссылки, только один человек – Никита Яковлевич Бичурин (1777-1853, в монашестве – отец Иакинф) владел еврейским языком. Этот монах – примечательная фигура пушкинского времени. Сын дьяка, он окончил Казанскую духовную академию и преподавал в ней. В 1807 г. Бичурин отправился в Китай, где возглавлял русскую духовную миссию. Долголетнее изучение культуры и истории Китая, Монголии и Тибета позволило Бичурину стать ведущим китаеведом России и заложить основы изучения культуры Востока. По отзыву Пушкина, «глубокие познания» Бичурина «разлили яркий свет на наши сношения с Востоком». Современники отмечали, что он стал даже походить на китайца.
Знакомство поэта с Бичуриным началось в 1828 г. и продолжалось длительное время. В библиотеке Пушкина есть много книг Бичурина с дарственными надписями автора; материалы по истории калмыков, собранные известным китаеведом, были использованы поэтом в «Истории Пугачева». В начале января 1830 г. Пушкин собирался посетить Китай вместе с отправляющимся туда посольством, в составе которого был и Бичурин, но разрешения на поездку не получил.
Возможно, Бичурин и сказал Пушкину о еврейской надписи на кольце и даже перевёл её. Разговоры с Бичуриным и вызвали интерес Пушкина к еврейскому языку и в 1830-х гг. он начал заниматься его изучением.
У Пушкина уже был опыт самостоятельного изучения языков. По отзывам современников, он самостоятельно изучал английский язык. Приступая к изучению еврейского языка, Пушкин в записной книжке 16 марта 1832 г. нарисовал еврейский алфавит, выводя начертание букв из квадрата с двумя диагоналями, а на другом листе – их звуковое соответствие латинскому и греческому алфавитам. Грамматику поэт изучал по английской книжке «The Elements of the Hebrew Language», которая сохранилась в его библиотеке.
П.В.Киреевский в письме 12 октября 1832 г. Н.М.Языкову сообщал:
Пушкин был две недели в Москве и третьего дня уехал. Он учится по-еврейски, с намерением переводить Иова.
Что же привлекло Пушкина к истории Иова, изложенной в одной из книг Библии? Наверное, трагизм и безысходность положения человека, от которого отступился Господь, передав его в руки сатаны, но который устоял и сохранил свою веру. Конечно, Пушкин, при его ограниченном начальном знании языка, не мог переводить весь текст книги Иова – он пользовался французским переводом Библии, как подстрочником. В еврейском тексте «Йова», так звучит это имя на еврейском, Пушкин надеялся найти особенности и подробности очень важные при поэтическом переводе. Жаль, что ему не удалось перевести «Книгу Иова». Часть великой книги, переведенная великим русским поэтом, несомненно, представляла бы событие в русской культуре XIX в.
Почти до конца столетия в России пользовались переводом с греческой «Септуагинты» на церковно-славянский язык, сделанном в IX в. Кириллом и Мефодием. Конечно, многие православные, даже грамотные люди, не были знакомы с Библией и изучали её по пересказам и облегчённым изданиям.
Когда в 1812 г. Александр I захотел почитать Библию, до этого он вообще её не читал, то в огромной библиотеке Зимнего дворца, созданной Екатериной II и заполненной произведениями французских просветителей, не смогли найти Библии на русском языке, поэтому император начал впервые в жизни читать французскую Библию. Николай I также пользовался французской Библией и был серьёзно уверен, что церковно-славянский язык доступен только духовенству. Мы уже говорили, что и Пушкин читал Библию на французском. Перевод Библии на русский язык и её распространение в России являлись грандиозной культурной задачей. Создание в декабре 1812 г. Библейского общества не очень продвинуло дело, и первый полный перевод Библии на русский язык был опубликован лишь в 1876 г. Для сравнения скажем, что перевод Библии на немецкий язык с латинского Мартин Лютер выполнил в 1522-1546 гг. Возможно, этот разрыв в 350 лет чувствуется до сих пор.
А русский поэтический пересказ Библии так и не появился, хотя ещё в 60-х годах прошлого века Анна Ахматова и Иосиф Бродский обсуждали необходимость создания такого поэтического перевода. Но в Советское время это было невозможно. Как вспоминает Корней Иванович Чуковский, в 1962 г. он сдал в издательство для детей пересказ библейских историй, и редактор потребовал исключить из текста слова «еврей» и «Бог», а в 1964 г. возникло новое требование исключить слово «Иерусалим».
Нет в живых Ахматовой и Бродского, и отсутствие в русской культуре поэтического переложения великой книги чувствуется до сих пор.
Так что Пушкин знал, что надпись на перстне-печатке выполнена на еврейском языке и, может быть, даже прочёл имя владельца, но вряд ли при самостоятельном изучении языка можно расшифровать все традиционные сокращения слов в надписи.
Когда поэт скончался, вспоминал современник, В.А.Жуковский снял с мертвой руки Пушкина «старинный золотой перстень витой формы с большим камнем красного цвета и вырезанной на нём восточной надписью. Этот перстень с сердоликом поэт завещал ему перед смертью».
К столетию со дня рождения Пушкина Общество любителей российской словесности решило организовать в Москве Пушкинскую выставку. Владевший в то время пушкинским перстнем-талисманом, проживающий в Париже известный русский писатель Иван Сергеевич Тургенев предоставил перстень для выставки. В перечне экспонатов числился «сердоликовый перстень Пушкина с еврейской надписью». Выставка была открыта 4 июня 1880 г. в нескольких залах Благородного собрания (ныне Дом союзов) и за 4 дня работы выставку осмотрели около 1300 посетителей, и перстень-талисман неизменно привлекал внимание посетителей.
В 1883 г. после смерти И.С.Тургенева перстень снова вернулся в Россию и был передан в музей Александровского лицея Полиной Виардо-Гарсия со следующей запиской писателя:
Перстень этот был подарен Пушкину в Одессе княгиней Воронцовой. Он носил почти постоянно этот перстень (по поводу которого написал своё стихотворение «Талисман») и подарил его на смертном одре поэту Жуковскому. От Жуковского перстень перешел к его сыну, Павлу Васильевичу, который подарил его мне. Иван Тургенев. Париж. Август 1880.
Очевидно, что записка написана Тургеневым после закрытия Пушкинской выставки, во времена одесских событий Елизавета Ксаверьевна ещё графиня, а для Тургенева она уже княгиня, титул князя М.С.Воронцов получил после 1845 г.
Один из современников Тургенева, после разговора с ним, записал его слова:
Я очень горжусь обладанием пушкинским перстнем и придаю ему так же, как и Пушкин, большое значение. После моей смерти я бы желал, чтобы перстень был передан графу Льву Николаевичу Толстому, как высшему представителю русской современной литературы, с тем, чтобы, когда настанет «его час», граф Толстой передал мой перстень, по своему выбору, достойнейшему последователю пушкинских традиций между новейшими писателями.
Какое счастье, что идея Тургенева о переходящем перстне не осуществилась – представляю, кто бы носил этот перстень в 50-е годы XX в., наверное – Семён Бабаевский.
Рассказ о перстне-печатке Пушкина с восьмиугольным сердоликом и расшифровкой сокращенной еврейской надписи на нем
«СИМХА, СЫН ПОЧТЕННОГО РАБИ ЙОСЕФА,
ДА БУДЕТ ПАМЯТЬ ЕГО БЛАГОСЛОВЕННА»
был помещен в 1889 г. в «Описании Пушкинского музея Императорского Александровского лицея».
Перевёл надпись на русский язык профессор Даниил Авраамович Хвольсон, крещёный еврей, один из основателей российской иудаики. Он родился в бедной семье в 1818 г., получил религиозное образование, учился в хедере и иешиве, самостоятельно изучил немецкий, французский, а затем и русский языки, окончил университет в Бреслау (ныне город Вроцлав в Польше), получил докторскую степень в Лейпцигском университете и с 1855 г. занимал кафедру «еврейской, сирийской и халдейской словесности» на восточном факультете Санкт-Петербургского университета. Хвольсону принадлежит большая часть переводов Торы, которые были использованы при подготовке издания Библии на русском языке в конце XIX в. В заключение этих нескольких строк о Хвольсоне нужно сказать, что он был отцом известного русского физика Ореста Данииловича Хвольсона, воспитанника Лейпцигского университета и автора учебника физики, по которому учились десятки поколений инженеров в России и бывшем Советском Союзе.
Что же изображено на перстне? На перстне помещена надпись в две строки.
В транскрипции кириллицей этот текст можно представить так:
СИМХА БКР ЙОСЕФ А-ЗАКЕН ЗЛ.
Над надписью помещены стилизованные изображения виноградных гроздей.
В развернутов виде надпись читается:
Транскрипция надписи в развернутом виде выглядит следующим образом:
СИМХА Б(ЕН) К(ВОД) Р(АБИ) ЙОСЕФ А-ЗАКЕН З(ХРОНО) Л(И-ВРАХА).
Возможно, перстень-печатка принадлежал ранее одному из уважаемых членов одной из многочисленных еврейских общин Ближнего Востока по имени Симха, отца которого звали Иосифом.
Перстень Пушкина многие годы хранился в музее Лицея. Для того чтобы посетители могли лучше рассмотреть надпись на перстне-печатке, было изготовлено несколько сургучных оттисков. В марте 1917 г. из музея были похищены перстень и несколько других экспонатов, украденное вскоре нашли у скупщика, но перстень исчез.
Сейчас в витрине музея А.С.Пушкина под Петербургом посетители могут видеть пустой сафьяновый футляр, копию записки И.С.Тургенева и оттиск на сургуче пропавшего перстня.
Но перстень – не единственная потеря в пушкинском наследии. Из Румянцевского музея в Москве была похищена связка писем Натальи Николаевны жениху и мужу, которые в музей передал сын Пушкина с условием – закрыть их для исследователей и публикации до 1937 г., но письма не дождались заветного часа.
Во время революционных событий 1917-1918 г.г. крестьяне сожгли усадьбу соседей Пушкина – Тригорское, усадьбу Ганнибалов – Петровское, вскрыли старинные склепы, где были похоронены ненавистные помещики Ганнибалы, и один из революционных солдат прохаживался по селу в мундире двоюродного деда Пушкина Петра Абрамовича Ганнибала, из которого были вытряхнуты останки екатерининского генерала. Тогда же была разграблена и помещичья усадьба Пушкиных в Михайловском. Это сейчас возведены новые строения Михайловского, Тригорского и Петровского, которые благоговейно посещают экскурсанты, но в них никогда не бывали ни Пушкин, ни его предки Ганнибалы.
Перстня нет, но его поэтическое воплощение уже более века волнует умы читателей.
Священный сладостный обман,
Души волшебное светило...
Оно сокрылось, изменило...
Храни меня, мой талисман.
Пускай же ввек сердечных ран
Не растравит воспоминанье.
Прощай, надежда; спи желанье;
Храни меня, мой талисман.
